История группы Оргия Праведников
Доподлинная, в соответствии со свидетельствами очевидцев и участников событий изложенная, история возникновения на белом свете группы Оргия Праведников.
Составлена смиренным р.Б. Сергием Николоямским в год от Р.Х. 2006
«Настало время отнестись к этому с весельем,
ибо слишком долго мы относились к этому всерьез»
Фридрих Ницше
Глава 6
В коей читатель в высшей степени подробно знакомится с персонажем, столь подробного знакомства совершенно не заслуживающим, а также с недоумением обнаруживает немало познавательной информации о жизни классических гитаристов в Советском Союзе.
«Петька, ну я же и старше…»
Честно говоря, последние события развивались не так стремительно и драматично – мы спрессовали их для пущей упругости сюжета. Санин отъезд в Италию, например, был историей изрядно протяженной во времени.
Ветхов корректно и заблаговременно объявил ребятам о своем итальянском контракте, и несколько месяцев группа продолжала репетировать и выступать зная о том, что скоро лишится барабанщика. Судьбоносное «И тут…», которым мы закончили повествование об «АRтели», приключилось не после Сашиного отъезда, а так сказать, в его процессе. Суть в следующем.
В 1998 году, уже упоминавшийся нами выше Сергей Калугин ощутил душевный зуд, толкнувший его на поиски музыкантов для нового проекта. Собственная группа Сергея – «Дикая Охота» – к этому моменту практически не существовала, музыканты лишь изредка собирались для разовых акций.
К моменту распада группы Сергей являлся твердой и устойчивой фигурой «второго эшелона» российского рока. Это означало широкую известность в узких кругах, наполняемость залов до 800 человек включительно, полноценно записанный и изданный альбом, многочисленные тематические радиоэфиры, недетский интерес журналистов и какие-никакие деньги, то есть возможность существовать благодаря собственному творчеству, а не вопреки ему. Именно на этот уровень (надеждой с ходу прорваться в «первый эшелон» ребята себе не льстили) мечталось попасть группе «АRтель».
Родившийся в 1967 году Калугин был на 11 лет старше самого младшего из «АRтельщиков», и соответственно, имел изрядную фору. Как мы уже говорили, Сергей закончил Музыкальное училище им. Октябрьской революции (ныне Музыкальный колледж N1 им. Альфреда Шнитке). Педагогами его в течение 5-ти лет, предшествующих поступлению в училище были – Галина Андреевна Ларичева, супруга известного концертирующего гитариста Е.Ларичева, а по поступлении – Нина Павловна Славская. Мужем Нины Павловны был гитарист и педагог В. Славский.
Являвшиеся прекрасными и талантливыми людьми эти когда-то дружившие гитарные семейства со временем стали смертельными врагами, и Сергею, для того, чтобы поступить, пришлось всячески скрывать свое музыкальное «происхождение».
Оба семейства имели длинный шлейф учеников, что превращало их в могущественные в гитарном мире «кланы». Забавно, что оба клана объединяла ненависть к царящему в Мерзляковском училище клану Ивановых-Крамских и лояльность к «Гнесинке», ибо Мерзляковка была конкурентом, а за «Гнусом» стоял Гнесинский институт, в который представители всех кланов рвались за «вышаком».
Кланы усердно проталкивали своих и топили чужих на всевозможных конкурсах и мероприятиях – перепроизводство гитаристов-классиков в позднем Совке было чудовищным. Хуже дело обстояло только у домристов с балалаечниками (этими вообще можно было улицы мостить).
Победа на конкурсе сулила выезды заграницу и вообще – хлеб с маслом. Хлеб заключался в том, что счастливец катался по концертным залам отчизны и, сверкая лаковыми штиблетами, играл задумчивым провинциальным интеллигентам «Воспоминание об Альгамбре». В перерывах между гастролями удачливые почетно преподавали в музыкальных школах.
Неудачники же были обречены, пряча дырявые ботинки, играть «Воспоминание об Альгамбре» пьяным колхозникам и пролетариям в зассаных ДК или вести кружки гитары в «красных уголках». Это при том, что большинство «красных уголков» были расхватаны злобными голодными балалаечниками. Им какой-то умный министерский дядя придумал писать в дипломах, что они, в результате обязательного полугодичного ознакомительного курса, имеют право преподавать гитару! Неисчислимы списки пострадавших от рук этих балалаечников юнцов, записавшихся «на классику». Граждане, будьте бдительны! Реликтовый балалаечник встречается до сих пор!
Сергей рано понял, что по окончании училища ему в равной степени противно оказаться в роли гитариста-неудачника или рвать жопу на свастику для поступления в институт и победы в дурацких конкурсах. Тем более что финалом в любом случае станет «Воспоминание об Альгамбре».
Забив на классику, Сергей отдался главному увлечению юности, сколотив в 1987 году хэви-метал группу «День Гнева». Гнев и в самом деле имел место – в основном со стороны соседей Сергея по хрущобе. Репетировали на дому, и рабочий барабан, единственный, если не считать убитого хэта инструмент ударника, прошивал пятиэтажку насквозь. Милиция приезжала обычно через полчаса после начала репетиции.
Великая группа «День Гнева» в страшных пионерских конвульсиях агонизировала с момента основания и через год, не дав ни одного концерта, сдохла, оставив по себе светлое воспоминание. Удачей группы была идея написать хэви-металлический «Реквием» на латинский текст и с привлечением классических вокалистов. «Реквием» умудрились написать и даже пытались записывать на студии ДК «ЗИЛ», но, к счастью для мироздания, ничего из этих судорожных попыток не уцелело. Музыка представляла собой классическое пионерское СЕРЕВО.
Сама же идея пережила время и 20 лет спустя воплотилась в композиции «Rex» группы «Оргия Праведников»: желающие могут ознакомиться, поставив на проигрыватель альбом Двери! Двери!.
Еще к удачам того времени можно отнести песню «Покой и Свобода», написанную Сергеем для группы, по-детски озаботившейся тем, что у нее «нет медляков». Текст был нацарапан «на коленке» за 20 минут, а музыку Сергей придумал в соавторстве с клавишницей «Дня» Настей Гронской (это имя нам уже встречалось в связи с поздней группой Калугина –«Дикой Охотой»). Песня получилась на удивление симпатичной, так что много лет спустя «Оргия» не побрезговала ее «поднять», оснастила внушительным вступлением и записала на альбом «Оглашенные, изыдите!», вышедший в 2001 году.
После распада «Дня» Сергей записал на студии Дворца пионеров №1, в котором неколько лет просиживал штаны, преподавая гитару (привет балалаечникам!), сольный бардовский альбом «Путь». (Кроме тяжелого рока Калугин с детства увлекался Высоцким и пробовал ему подражать.)
«Студия» представляла собой два доисторических двухканальных магнитофона «СТМ», и Сергей мог в свое удовольствие баловаться наложением инструментов. Калугинской фантазии, увы, хватило лишь на то, чтобы помимо гитар задействовать блок-флейту, на которой юный талант самолично продудел – печально и фальшиво.
Из песен, включенных Сергеем в этот альбом, помимо «Покоя и Свободы», в репертуар «Оргии» позже войдут переработанная из минорного буги в свирепый трэш композиция «Скульптор лепит автопортрет», получившая в оргийском воплощении название «Абраксас» (записана на упоминавшемся ранее альбоме «Двери!») и песня «Раковый корпус», превращенная «О.П.» в финальную часть циклопического «Присутствия» (те же «Двери!»).
В 1988 году Сергей познакомился с бельгийским путешественником и кинорежиссером русского происхождения Мишелем Драшусовым, снимавшем фильм о России. Наивные трехаккордные бардовские песни Сергея чем-то тронули Мишеля, и тот задумал использовать их в саунд-треке своего фильма. В результате летом 1989 года ошалевший Сергей оказался в Бельгии, где на небольшой брюссельской студии записал пять песен в аранжировке французского музыканта Жерара Говорона.
Псевдорусская стилистика раннего Калугина в сочетании с французской слащавостью Говорона произвели на свет продукт столь чудовищный, что Юрий Наумов, которому Сергей имел глупость похвастаться достижениями, не нашел услышанному другого определения, кроме как «клюква, протертая с сахаром».
Песни эти Мишель выпустил на кассете «Moscow», укомплектованной также пятью песнями другого московского музыканта, летавшего в Брюссель вместе с Сергеем – лидера группы «Грунтовая Дорога» Гарика Смирнова. Оставшееся время заняли цыганские завывания какого-то парижского кабацкого ансамбля.
Гарик, в отличие от Сергея, был рокер опытный, поэтому отстоял приличное звучание своих песен и даже нажужжал в одну из них на раритетном, 68 года, «Фендере», жившем на студии. Калугин же в то время был полный фраер, и только хлопал варежкой. Ему все ужасно нравилось, кроме того, что его в 50-й раз просят переиграть три несчастных аккорда. Он не видел в этом смысла. Работники студии, признаться, тоже, но Сергей искренне бы удивился, если бы узнал – почему.
Вернувшись в Россию, Сергей с грустью обнаружил, что ни он сам, ни его песни никому не нужны. Никто не хотел их слушать. В отличие от песен Наумова, на которого всегда стоял лом.
Обладателю редкой силы и качества Комплекса Полноценности Калугину было невероятно сложно понять, что единственной причиной такого положения вещей является то обстоятельство, что Наумов – крут. И по сравнению с тем, что делает Наумов, его собственные песни – полный отстой. Когда же Сергей наконец врубился, понимание это его сокрушило. Писать новые песни стало невозможно. Часами Сергей слушал Наумова, смотрел в глаза его слушателей, и пытался понять, в чем фишка.
Что–то было в этих песнях, что-то – помимо безумной красоты музыки, какая-то непонятная магия, заставлявшая самого взрослого человека напряженно в них вслушиваться. Заиграть столь же интересную музыку Калугин не надеялся, ему почему-то в голову не приходило попробовать задействовать свой опыт и возможности классического гитариста. Сергей также понятия не имел, как Наумов делает свои электрические альбомы – они представлялись Калугину недосягаемым совершенством. Но вот эту таинственную фишку, наумовскую магию – он просечь надеялся, а потом перестал, решив, что не дано. Помощь пришла с неожиданной стороны.
Калугин обратился. Бывший ученик Сергея, Ярослав Федоров, который позже станет басистом «Охоты», прознав о том, что у Калугина перемерла вся родня явился к нему с Евангелием под мышкой – лечить от атеизма. На дворе стоял 90 год. Отупевший от бесчисленных похорон и сознания собственной бездарности Калугин призывам бывшего ученика, давно тусовавшегося в меневских кругах, неожиданно внял и крестился.
Жизнь вспыхнула и засияла, приобретя смысл. Казавшиеся бредом религиозные трактаты вдруг заговорили о самом главном. Бердяев с Сергием Булгаковым, которых Калугин припер из Бельгии и в которых ничего не понял, оказались бесконечно внятны и глубоки. За пару лет не прекращая читать и бить поклоны Сергей проглотил всю мировую религиозную культуру.
И когда обновившимся взором раб Божий посмотрел на такие, казалось, знакомые Наумовские песни, фишка, которую Сергей так долго не мог просечь, стала ясна, как день. « В искусстве без Бога нельзя» – припомнил Сергей слова одного старенького художника. Давний знакомый Юрка Наумов оказался редкой силы религиозным мыслителем – именно его отчаянному диалогу с Источником Всего и внимали завороженно слушатели. Впрочем, оказалось, что любой артист интересен людям только и исключительно фактом такого диалога. Именно об этом пытался сказать старенький художник.
Калугина начало переть. Он вдруг расслышал совет, который ему неоднократно давала Настя Гронская – вспомнить свое образование гитариста-классика.
Наумов постоянно перестраивал гитару, изобретя штук 20 оригинальных способов настройки – он подсмотрел этот прикол у своего возлюбленного Джимми Пейджа. Сергей решил идти тропой великих, и наскоро перекрутил гитару в тут же изобретенный строй «ре». Результатом стала песня «Танец Казановы», с по-наумовски длинным и навороченным текстом, но основанная на классической гитарной технике. В то же время и в том же строе были написаны «Ступени», столь удачно переработанные «Оргией» на «Оглашенных».
Заглянувший в гости незадолго перед своей эмиграцией Наумов взял калугинскую гитару и с интересом заиграл в новом строе.
– Ты что – уже так перестраивал? – пораженно спросил Сергей.
– Нет, но….. Я летал на истребителях этой системы. – скромно улыбнувшись ответствовал Великий и Ужасный, и тряхнув роскошным хайром, положил гитару. Калугин крякнул, отчаянно завидуя. Определенно, было куда расти. На хайр такой красоты рассчитывать, пожалуй, не стоило, а вот гитарой следовало заняться вплотную.
Юрка улетел в Америку, а Калугин, бедуя, пробовал писать. Получалось плохо. Жрать было нечего. Из Дворца он давно уволился и жил, чем Бог пошлет. В основном воровал по ночам картошку у соседей, милосердно выставивших мешок в предбанник. Картошку эту он варил в электрочайнике на лестнице, потому что в распределительном щите была действующая розетка. Собственные розетки, как и плита, давно не работали, и чинить их было не на что. Табак же в виде бычков добывался посредством обхода подъездов – в те времена в них еще можно было свободно заходить.
Поворотным моментом стало паломничество во французский монастырь Тезе (1992 год), куда Калугин уехал, продав полученный в наследство золотой николаевский червонец. На червонец были куплены билет и новые, смутного происхождения штиблеты, развалившиеся в первый день паломки. Так, что Калугин скитался по Франции яростно шлепая полуоторвавшейся подошвой или босиком. Слава Богу, было тепло.
В монастыре Сергея проперло так, что вернувшись, он за полгода понаписал кучу песен, и с радостью обнаружил, что когда он пробует петь их знакомым, у тех реально сносит крышу. Калугин продолжал писать, радуясь самому этому факту, и не помышляя о каких-то выступлениях. Потому, что понятия не имел, где могут выступать подобные ему музыканты в период развитого бандитизма. За годы религиозного отшельничества Сергей порядком одичал.
Однажды друзья сосватали Калугина знаменитому аскету Сандру Риге, устраивавшему в ЦДХ Рождественский концерт. Сергей явился к Сандру в его келью в коммуналке на Алексеевской.
– Покажь – сказал знаменитый аскет.
Калугин показал.
– Годится – сказал Сандр.
– А… Ничего? В смысле, ну… Как бы чего не…
– Не дрейфь. Все нормально. Так ИМ и надо. А то все – «ля-ля-ля», да «жу-жу-жу»! Приходи, споешь.
Калугин выбил пыль из бархатного костюма, в котором много лет назад сдуру женился, и пошел. В ЦДХ действительно имели место сплошные «ля-ля-ля». Протестантский хор мальчиков да православный хор девочек. Публика сидела, умильно улыбаясь.
– Ну-ка, врежь им! – сказал Сандр, и вытолкнул Сергея на сцену. Калугин запел «Казанову» и «Луну над Кармелем».
Ползала в едином порыве негодования встали и вышли.
– Йес! – удоволетворенно приветствовал Сергея за сценой знаменитый аскет.
Это было единственное появление Сергея на публике, и так бы и продолжалось дальше, если бы старая приятельница Калугина, журналист и поэт, представительница позже прославившейся тусовки «Хухтамяков» – Наташа Бородай, за шкирку не отволокла его в клуб «Д.В.А», то есть – «Двери в Андерграунд», располагавшийся в Новых Черемушках. Там Сергей впервые всерьез выступил перед нормальным волосатым народом, там впервые увидел Олю Арефьеву, тоже выступавшую в тот день, и на том же выступлении случился журналист Дима Урюпин, которого песни Сергея настолько впечатлили, что Дима тут же пригласил Калугина в свою радиопрограмму. А потом и вовсе стал Сергею директором, продюсером и администратором в одном лице.
Именно благодаря бешеной деятельности Урюпина, использовавшего все свои журналистские связи и возможности для пропаганды Калугинского творчества, Сергей за несколько лет прошел путь от первого сольника, на который не пришел вообще никто, (если не считать Ольги Арефьевой, с которой Сергей к тому времени успел подружиться), до битком набитого ЦДХ.
В 1994 году в жизни Сергея снова проявился Мишель Драшусов и предложил Сергею записать на московской студии «Рок-Академия», в обустройстве которой Мишель принимал активное участие, цикл стихов. Мишель носился с идеей продавать стихи Сергея в авторском чтении бельгийским студентам, изучающим русский язык. Сергей согласился, но когда он закончил записывать последнее стихотворение, оказалось, что весь материал занял… 11 минут. Написать за неделю новых стихов на полчаса звучания нечего было и думать.
Поняв, что шанс может быть утрачен, Калугин взбунтовался, и заявил Мишелю, что хочет писать МУЗЫКАЛЬНЫЙ альбом. Мишель по доброте душевной поддался на убалтывания, обговорив лишь, что хотел бы слышать на альбоме хоть что-то из стихов – так на «Nigredo» попали первые сонеты из Венка, который Сергей в то время писал.
Сергей позвал старых друзей по «Дню Гнева» – Настю Гронскую и басиста «Дня» Сергея Томилина, к тому времени переквалифицировавшегося в лидер-гитаристы. Прочих музыкантов сосватал Мишель, если не считать старого приятеля по Бельгии – Гарика Смирнова, тоже писавшего на «Рок-Академии» альбом.
Гарика выхватила Настя в тот момент, когда выяснилось, что некому петь «фламенковую» вокальную импровизацию в «Кармель» (грузинский музыкант, на которого ребята рассчитывали, улетел в Штаты). Гарику предложили встать к микрофону, и он с первого дубля проорал страшным голосом завывания «мальчика». Эффект чудовищной голубизны, возникшей в результате его стараний, оставил злодеев крайне удоволетворенными результатом.
Еще был хор, написанный Сергеем вместе с Ольгой Арефьевой и записанный Ольгой уже по окончании записи (его подставляли в Бельгии отдельно).
Мишель же пригласил знаменитого, ныне покойного, барабанщика Сашу Косорунина (он играл в «Лиге Блюза», «Неприкасаемых» и много где еще) и этнического музыканта Юру Лопатина из ансамбля «Консорт». Сергей мечтал о волынке (вспомним, что до появления наших «кельтов» тогда было очень далеко!), вместо волынки Лопатин притащил дико звучащий ребек (это старинный предок скрипки) и наиграл на нем такого, что даже этнически продвинутому Калугину показалось бредом. Переделывать было поздно, и материал сдали. Позже выяснилось, что Лопатинские скрежетания – чуть ли не самая большая удача альбома. Юра также отметился, сыграв в «Ондатре» на варгане (идея употребить этот забытый инструмент была целиком его). Это сегодня варганом никого не удивишь, а в то время – еще какой был сюрприз.
Вообще, альбом «Nigredo» в композиционном и исполнительском плане был колоссальной ШАРОЙ, аферой, которая неожиданно выгорела. Огромная заслуга в этом смысле принадлежит Жан-Марк Генсу, бельгийскому звукорежиссеру, сводившему альбом. Жан-Марк работал с Патрицией Каас и Демисом Руссосом, то есть не последней величины был человек. Мастерил же альбом американец Алан Вард, этот вообще чуть ли не с «Ганз-энд-Роузес» засветился.
Выкурив изрядно, как это у звукорежиссеров водится, Жан-Марк из беспомощного бреда, наигранного вкривь и вкось, умудрился сотворить ВЕЩЬ. Ожидавший от сведения Пинк-Флойдовского (в Европе сводят!) объема Калугин ужасно был разочарован результатом. Лишь много лет спустя, поняв азы работы со звуком, Сергей въехал, что за чудо сотворил Жан-Марк. При попытке дать этой фонограмме другие очертания она неминуемо погибла бы, превратившись в то, чем, по сути и являлась – подзаборное бряканье. Дело не в таланте людей, записывавших альбом – его было с избытком. Дело в культуре исполнения, которой в России обладают лишь немногие из классических и джазовых музыкантов. Слава Небу, сейчас ситуация меняется к лучшему.
Еще в связи с альбомом «Nigredo» нельзя не упомянуть гитариста и звукорежиссера студии «Рок-академия» Владимира Тараненко, потратившего на запись этого материала полгода жизни. С маниакальным упорством заставляя Калугина в 10-тысячный раз переигрывать одну и ту же партию, флегматичный Володя повторял: «Моя задача проста. Я хочу добиться, чтобы через 10 лет, когда ты поставишь этот альбом на проигрыватель – тебя не вырвало». Если бы не Володино упрямство, альбом не добрался бы даже до сведения.
Глава 7
Из подзаголовка которой благосклонный читатель с облегчением узнает, что глава эта в нашем повествовании последняя, и что больше над ним в этот раз издеваться не будут.
Заря Оргии.
Альбом Nigredo вышел летом 1994 года, и обрадованный автор принялся за «промоушн». Раздаривая направо и налево свежеиспеченный шедевр, Калугин добился странного эффекта, который сложно назвать бурной реакцией. Недоуменным молчанием его назвать проще. Ни в одно из существовавших на тот момент российских музыкальных течений альбом не вписывался. Да и во всем мире Дарк-фолк, как вскоре окрестят новое направление, еще только начинал проявляться. Таким образом, Калугин реально оказался одним из родоначальников жанра. Как сказал маститый рок-критик, прослушавший альбом, «нашему времени подобная ювелирная работа не нужна».
Но так реагировали именно музыкальные критики, а вот в среде философов, мистиков, поэтов, каббалистов, масонов и неофашистов альбом произвел фурор. «В России начался алхимический рок» – писал о «Нигредо» один из гуру зарождавшегося русского традиционализма, Вадим Штепа. Музыкальные критики – тоже люди и тоже читают, и вовсе не только о музыке. Ознакомившись с многомудрыми исследованиями калугинского альбома в элитных философских ревю, критики радостно обнаружили предмет обсуждения в собственных коллекциях дисков, в разделе «всякая хрень». Трепетно перенеся подаренные им в свое время автором экземпляры «Нигредо» на более почетные места, поближе к «Пинк Флойду», критики успокоились. Если раньше писать рецензии им было западло, потому что мало ли говна на свете, то теперь стало неловко, потому что вроде как классика. Таким образом, Калугин всетаинственнейше превратился из никому не нужных пионеров в общепризнанного «папика», но заметили это только сами музыкальные критики да еще счастливцы, никогда не читавшие музыкальных журналов и предпочитая им «Вестник оккультной теократии» или, по крайней мере, газету «Штурмовик».
Публика же, в которой все сильнее начинали проявляться «толкиенутые» тенденции, оказалась много более «продвинутой», нежели профессионалы от критики, и честно забила залы. Охотнее всего пипл перся, когда Калугин просто пел под гитару – народ уловлял в этом «душевность», взлелеянную в массовом сознании КСПшниками. В гробу видавший всякую душевность Калугин, как мог, сопротивлялся. Главным бастионом сопротивления ненавистной «душевности» была его группа «Дикая Охота».
Ярослав Федоров наконец купил бас и закладывал на нем недеццкие виражи. Настя Гронская освоила-таки синтезатор и извлекала из него чревовещательные тембры. Плюс к группе присоединился «живой» барабанщик, Юра Коняев, грохотавший от души. Сам Сергей по-прежнему играл на акустике, изредка беря в руки электрогитару. Вкупе с общим неумением играть рок это давало тот эффект, что реву было много, а слов – не разобрать. «Душевность» сильно страдала, что и требовалось доказать.
Надо сказать, что «Охота» была группой крайне инертной и держалась только на энтузиазме самого Сергея. Когда же Коняев уехал по контракту работать в Арабские Эмираты, а Настя с Ярославом затеяли между собой семейную жизнь, стало ясно, что группе – конец.
К этому моменту Калугину порядком осточертел имидж оккультного гуру, и в знак протеста он понаписал кучу простецко-веселых песенок на три аккорда, матерщинных куплетов и рок-н-роллов и стал выступать в паре с харпистом (харп – это губная гармошка) Дэном, радуя «акустических рокеров». Последствия этого периода позже сказались и в «Оргии»: в каждом альбоме «Праведников» обязательно присутствуют шуточные номера. Кстати, именно в это время Калугин записал свой второй диск – «Несло». На диске вообще нет музыки: он стал итогом концерта, перед которым Сергей разбил руку и в результате, вместо того чтобы петь песни, весь концерт трепался со слушателями. Концерт записали и выпустили в свет.
Полюбившийся публике образ своего в доску тамбуринотряса Сергею тоже не был близок: Калугин хотел играть нормальный рок, а для этого нужна была группа. Расставшись с Дэном, Сергей стал искать музыкантов. Закончившиеся тихим пшиком эксперименты с «Вертоградом» Алексея Калябина относятся как раз к этому периоду.
Надо сказать, что Калугин давно и с параноидальным упорством пытался осуществить музыкальную идею, о принципиальной невозможности которой ему прожужжали уши все знакомые музыканты. Сергей был убежден, что возможно создать рок-саунд (а для Калугина «рок» и «тяжелый рок» всегда были синонимами), в котором органично будут сочетаться акустическая и электрогитара. Но коллеги только крутили пальцем у виска и предлагали научиться отделять мух от котлет – мол, или уж акустика, или тяжелый рок.
Сергей не унимался и помнится, еще в 94 году подговорил выступать дуэтом старого друга Сергея Томилина – того самого, что играл в «Дне Гнева» и позже участвовал в записи «Нигредо». Ребята порепетировали и принялись концертировать. Томилин жужжал на «Фендере», а Калугин поливал на акустике. Получалось омерзительно. Кончилось тем, что Томилин предал завиральные калугинские идеи анафеме, сказав, что «если бы такое было принципиально возможно, это давно бы сделали на Западе».
Эта последняя попытка Калугина сломала, и, когда после распада «Охоты» возникла нужда собирать новый проект, Сергей о своей мечте даже не вспомнил. Он надумал учинить если не полноценную рок-группу то, по крайней мере, серьезный акустический состав. Начать решил с флейтиста, ибо в паре с флейтистом уже можно играть концерты, а там, глядишь, и остальные подтянутся. Ну, там перкуссия с басом и, типа, пара волынок с колесной лирой. Кельтов на горизонте все еще не было видно, и оригинальность такому составу была обеспечена.
Наведя справки, Сергей выяснил, что наилучшим флейтистом столицы считается некий Юрий Русланов, игравший в малоизвестной, но, по отзывам, чертовски талантливой группе «АRтель».
– Ну что ж, «АRтель», прощайся с флейтистом! – цинично усмехнулся Калугин, набирая номер. В успехе он не сомневался.
Юра и правда, повелся. В другое время он бы легко нашел в себе силы дать Калугину от ворот поворот, но на тот момент дела в «АRтели» обстояли из рук вон хреново. Страус, как мы знаем, группу покинул, Сашка вот-вот должен был отбыть на родину Данте, а на базе сидел злобный Алексей Николаевич и курил бамбук. Тема, с отсутствующей улыбкой, мигрировал по периметру. «АRтель», короче, дышала на ладан.
Калугин же в течение разговора вдруг ощутил такую тоску от перспективы вновь мучительно собирать музыкантов, проходить длительный процесс притирки, хлопотать и дергаться, что неожиданно сам для себя спросил: «Слушай, а может, твоя группа захочет со мной поиграть?». Идея была проста, как все гениальное. Зачем искать, мучиться и притираться, если можно взять целую группу, в которой все эти процессы давно закончены, и с ходу начать работать? Причем, группа эта, как говорят, реально талантливая, но молодая, значит с понтами все будет чики-чики. С чего малышам понтить? Понтить будет Мистер Суперзвезда. И денег этим пионерам много платить не придется. ЛАФА!
Юра жопой почуял недоброе. Ежели Калугин припрется в «АRтель», то маза такова, что этот гад утянет одеяло на себя и на безусловном лидерстве Русланова в проекте можно будет ставить крест. Юра решил смолчать. А самому поиграть вместе с суперстаром, – вреда-то не будет, тем более, что был праткически уверен в том, что ребятам не понравятся эти пафосные гитарные заумства. Ответив в том смысле, что, мол, конечно, я с ребятами поговорю, а с тобой мы по-любому что-нибудь замутим, Юра свернул тему.
Но, явившись в «АRтель» Юра, подобно Валааму, желая проклясть – благословил. Не смог Юрка не похвастаться фактом разговора, и вскользь упомянул про то, что «Калугин ищет группу», а чуткий Алексей Николаевич уловив недоговоренное, уцепил Юрку за жабры и вытянул все подробности. Мягкий Юра выложил все – и про калугинское предложение «АRтели» тоже.
Леха крепко задумался.
– Сколько, говоришь, на него народу ходит? – спросил он у Юры.
– ЦДХ набивает – ответил печальный Юрпон, осознавая недалекие последствия.
– Короче, зови этого пидора. – выдал Леха краткое резюме. – Мы на нем конкретно приподняться можем. Точно говорю.
Лехина интуиция как всегда не подвела.
Много лет спустя Леха задал Калугину вопрос, на который тот, поникнув главой, вынужден был ответить утвердительно. Вопрос был следующий:
– Слушай, Серег, а не ты ли был тот гандон, что незадолго перед тем, как мы с тобой стали мутить, так занудно, в белой рубашечке, пел у Диброва в «Антропологии»?
Леха – большой ценитель Цоя и Металлики. И вообще гений. Но в оккультных гуру он в то время не смыслил ни фига. И газету «Штурмовик» не читал. Поэтому его восприятие Калугина было чистым, как первый ноябрьский снег. И если в программе Диброва (после которой, кстати, любители «душевности» чуть не разнесли ЦДХ, устроив дикий переаншлаг и нарвавшись, к своему ужасу, на «Дикую Охоту») Калугин Лехе ничуть не глянулся, то в реале Леху всерьез торкнуло. Леха понял главное: материал – зашибись, работать с ним можно и нужно. Леха также понял, что на этом материале группа может жить и развиваться очень долго. И что человек реально владеет акустикой («Секи, восьмыми всю дорогу шпарит» – шепнул Лехе Тема). А мы помним, что «АRтель» ставила именно на сочетание арпеджио акустики с тяжелым звуком. Причем в звуках калугинской гитары Леха расслышал нечто до боли родное…
– А ты никогда тяжелый рок не играл? – спросил он у Калугина.
– Не только играл, я вообще фанат этого дела, – ответил опешивший Сергей, которому аттестовали «АRтель» как «изощренный акустический состав». Аттестовавший, видимо, бывал лишь на тех концертах группы, когда она играла БЕЗ УДАРНЫХ в отсутствие барабанщика.
Артельщики переглянулись.
– У тебя в основе чуть ли не всех партий лежит «Айрон Мэйденовский» «Тыгдымский Конь» (так музыканты дразнят характернейший для «Новой Волны Английского Металла» гитарный рифф, прим. авт.) – сказал Леха.
– Чего?
– Сейчас мы тебе наиграем приблизительно то, что ты имел в виду, когда все это придумывал – продолжал Алексей Николаевич.
АRтельцы пошушукались и грянули. Еще не уехавший на родину Данте Сашка колотил в две бочки, Леха жужжал, Тема бухал, Юра свиристел. Это были Армагеддон и сбыча мечт. Калугин чуть не прослезился. Детская неосуществимая греза была рядом, ее можно было потрогать.
Но много сложнее было ее сыграть. На первых же репетициях стало ясно, что Калугин, воспитывавшийся отнюдь не на эстрадном отделении музыкального училища, а вовсе даже на классическом, с его романсами и бесконечными «ад либитум», способен в течение композиции убежать вперед на пару тактов и этого не заметить. Это было, так сказать, сложно.
Еще сложнее было убедить Сергея, что группа вовсе не глумится над его творениями, вводя в них обширный инструментарий и усложняя фактуру. В первые годы Сергей воспринимал все нестандартные аранжировочные решения в штыки, отчего в группе прочно утвердилось выражение «баранить» (Сергей по гороскопу Овен или, как в отчаянии сказанул наиболее часто страдавший от калугинской твердолобости Алексей Николаевич, «Овно»).
Что говорить об инструментах! Как сейчас стало ясно, из тех дров, которые наивные оргийцы поначалу считали инструментами, никаких внятных звуков нельзя было извлечь В ПРИНЦИПЕ. Что уж говорить о каких-либо особо изысканных, ранее не встречавшихся сочетаниях тембров! Поразительно, что не слыша себя и друг друга, ребята смогли придумать материал, который, будучи записан, смог прозвучать.
Вообще, трудностей было много. Было долгое перерастание временного проекта – кооперации группы и рок-барда в подлинный союз равноправных художников. Были скандалы, непонимания, потасовки. Были борьба амбиций, игра в пустых залах, безденежье и безнадега. Были скитания в поисках новых баз для репетиций (сколько же группа их сменила! Поскольку на каждую необходимо было ставить железную дверь, Калугин в конце-концов предложил завязать с музыкой и организовать фирму по их установке).
Было неверие публики, вполне оправданное, между прочим. Как недавно выразился Леха: «Если бы мы на первом концерте вышли и грянули, как «Рамштайн», ни у кого не возникло бы непонимания. А мы вместо этого вышли и пернули, как стадо придурков. Неудивительно, что все разбежались. Никто не обязан был в этом хаосе расслышать наши действительно интересные композиторские и духовные находки. Много удивительнее то, что все-таки нашлись люди, их расслышавшие». О некоторых «расслышавших» хотелось бы сказать отдельно.
Много сил потратил на то, чтобы наш первый альбом оказался цельным и внятным произведением, звукооператор Илья Ескевич. «АRтель» познакомилась с ним еще в те времена, когда ребята пробовали делать свои первые записи. Позже, записав пробный сингл «Оргии», Илья настолько проникся материалом, что стал штатным звукорежиссером группы. Несколько лет он работал вместе с «Оргией» и, в конце концов, на студии «Рок-Академия» записал первый альбом «О.П.» – «Оглашенные, изыдите!» Титанический труд Ильи по работе над этим альбомом когда-нибудь удостоится отдельной летописи.
Как удостоится летописи и трехлетняя работа группы над альбомом «Двери! Двери!», на той же студии, но уже с другим оператором, Эвелиной Шмелевой. В процессе работы Эля буквально разобрала группу на винтики и, работая по отдельности с каждым исполнителем, добилась радикальных изменений в отношении музыкантов к звуку, исполнению, инструментам. В двух словах: имея на входе полубезумную орду пионеров с поварешками в руках вместо гитар, Эвелина на выходе получила профессиональный коллектив. Чудо этого преображения – итог кропотливейшего Элькиного труда.
Много лет группу поддерживает замечательный художник Дмитрий Воронцов и его виртуальный проект «Метакультура». Дима создал наш сайт и инициировал множество связанных с группой проектов, самым известным из которых стало сотрудничество группы с клубами археологической реконструкции.
Всяческую помощь постоянно оказывает музыкант и поэт Алексей Тихомиров (Яковенко), на домашней студии которого проходили первые попытки «Оргии» по записи своего материала.
Словами признательности к этим людям, к тем, кто был рядом с нами все эти трудные годы, верил в нас, помогал нам в работе, и хотелось бы закончить это повествование. Аминь.
Другие новости по теме:
Сергей КалугинСергей Калугин - Концерт в Тюмени скачать mp3Сергей Калугин - Moscou скачать mp3Сергей Калугин - Nigredo скачать mp3Сергей Калугин - Несло скачать mp3
|
